Места, где не стоит бродить

Вы когда-нибудь читали байки про наказание, бытовавшее у таежных народов: голого человека привязывали к дереву, делали на коже парочку надрезов и оставляли на несколько дней?

Такое представить, конечно, можно, но ощутить на бумаге в полной мере всю жуть этой казни нельзя. Мне в своей жизни «повезло» познать на практике, что это за зверь такой – мошка. Шли мы однажды сплавом по реке Кан, что в Красноярском крае: от села Ирбей до места впадения Кана в Енисей. Было нас четверо на двух резиновых лодках, и у нас собой был дробовик «Сайга», это важно.

К концу пятого дня сплава мы добрались до Комаровских порогов. Не то, чтобы чересчур серьезных, но все-таки люди там тонули и продолжают тонуть регулярно. В том числе однажды утонул и мой детский друг, которого потом полгорода Зеленогорска искало ниже по течению...

Впрочем, ближе к теме. В виду довольно высокой сложности этих порогов мы решили, что притормозим перед ними, переночуем и утром со свежими силами проскочим. Благо, и полянку отличную в ста метрах не доходя до порогов приметили: у берега самый настоящий песчаный пляж, потом аккуратненький такой дикий газон площадью метров сто квадратных, и сразу за ним – крутая гора высотой со стандартную девятиэтажку. Не вертикальная – поросшая соснами и кедрами, между которыми вполне можно было ходить.

Двое из нас, включая меня, остались на пляже с задачей разбить лагерь и развести костер, а другие двое, взяв дробовик, сказали пафосно: «Мы пойдем в гору, кого-нибудь подстрелим на ужин». «Без кабана не возвращайтесь», - ответили мы и принялись за дело. Поставили две палатки, нарубили дров, завели уху, достали водочку и сидим, значит, балдеем.

Вид – круче не придумаешь: вокруг горы, тайга, слева по курсу белая пена порогов, шум бурной реки, а самое главное – ветерок и практически полное отсутствие всякого гнуса. Увы, наслаждались мы недолго: минут через десять после того, как у нас все было готово, метрах в пятидесяти над нами раздался громовой звук, в который горы превратили выстрел из «Сайги». Спустя пару секунд послышался и второй выстрел. Хихикаем: ну, значит сейчас кабанятину будем пробовать.

Проходит еще минут пять, и мы слышим, как диким треском сверху что-то летит. Оборачиваемся и видим, как почти кубарем к нам в руки катятся эти два полудурка, но плохо различимые, как будто экран, на котором их показывают, подернулся рябью, почему-то черной. И уже через пару мгновений мы понимаем, что это за рябь: парни плотно взяты в кольцо тучей мошки.

Нет, не так – ТУЧЕЙ. Нет, опять не так – МИРИАДОМ. Сначала весь ужас ситуации до нас не дошел. Просто поржали над ними и сказали: раз уж вы без кабана вернулись, вот вам флаг в руки – доваривайте уху, и нарубите еще дров. Однако приступить к этому им не удалось, как и нам – продолжить наслаждаться видами.

Мошка начала есть нас поедом. Точнее даже пожирать. Что-то делать было решительно невозможно: стоило только перестать обмахиваться, как это зверьё облепляло каждый свободный от одежды участок кожи, который немедленно начинал полыхать огнем. По ощущениям сравнить можно разве что с тем, как если бы вам шлифовали кожу крупной наждачкой.

Причем если все остальные были одеты в штаны и куртки, то я зачем-то успел переодеться в шорты и помимо лица мне приходилось сгребать эту черную пакость еще и с голых ног, вместе со стаканами собственной крови, которая не замедлила хлынуть натурально ручьями. О том, чтобы попытаться залезть в рюкзак, куда я упаковал штаны, а потом переодеваться, у меня даже мысли не возникло, потому что через пять минут после начала атаки была уверенность: остановись на мгновенье, и эта нечисть тебя просто сожрет.

Оборонялись мы всеми изобретенными человечеством методами: сначала облили друг друга с ног до головы репеллентами, до того момента лежавшими почти без востребования. Подозреваю, что со стороны это выглядело очень забавно: одной рукой другой ты яростно размазываешь черно-красную жижу по лицу и ногам, другой не менее яростно трясешь вокруг пляшущего перед тобой друга, который в свою очередь машет двумя руками вокруг себя.

Репелленты не то, что не помогли – такое ощущение, что мошке они даже понравились, потому что плотность атакующих слоев увеличилась втрое. Ну или нам так показалось. Потом мы накидали в костер лапника, вызвав настоящий столб дыма. Залезли прямо внутрь, наплевав на то, что дышать в костре довольно затруднительно. Не поверите – не помогло ни разу: мошка как будто взбесилась. Лезла через дым, через густой слой репеллента, через ветки ели, которыми мы отбивались от нее…

Уже не выдерживая, кто-то крикнул: в воду! И мы прямо в костюмах, в каких были (тут я как раз умнее всех оказался: всего лишь шорты и футболка) прыгнули в реку, благо дно там было песчаное, пляжное. Залезли по грудь в воду, стали набирать воздуха побольше и нырять с головой. Помню, как в первый раз вдохнул и ушел под воду на полторы минуты точно. Когда воздух закончился, я поднял голову и без малейшей паузы ее опять облепила мошка.

Я заорал, вдохнул еще раз, захватив в легкие минимум пару сотен этой мрази, и опять нырнул. Просидел еще больше, пока в глазах не пошли красные пятна – результат был тот же: было ощущение, что выныриваешь не в воздух, а в растрепанную стекловату. Пока я нырял, кто-то из парней успел выбраться на берег, поняв всю тщету попыток спастись в воде, и проорал мне в момент моего очередного появления: «Леха, бесполезно! Ты уходишь под воду, а эта хрень прямо висит над тем местом, где ты нырнул».

С воем я выбираюсь на берег, где уже царит настоящая паника. Мы не знаем, что делать, все буквально ревут ранеными лосями. У всех лица и руки в крови, глазные впадины набиты бурым нечтом, а в самих глазах первобытный страх. Понимаем, что здесь мы уже не спасемся: в таких условиях пытаться что-то готовить и уж тем более ложиться спать просто безумие. Под давлением обстоятельств без обсуждения принимаем коллективное решение: уё…вать отсюда как можно скорее.

На «дворе» меж тем, напомню, почти стемнело, время около десяти, впереди – опасные пороги. Но нам уже не до них. Мы, продолжая дергаться, как заводные, собираем абы как палатки, даже не пытаясь сделать это аккуратно: дуги ломаем буквально об колено, а полотнища комкаем и ногами трамбуем в чехлы.

Кидаем вынутые из лодок вещи обратно, попутно замочив в реке половину продуктов, один из нас хватает в охапку пять или шесть бутылок водки, стоявших у палатки, но долго удерживать ему их не удается, потому что… Потому что жрут. Он начинает кидать бутылки в лодку одной рукой, с тремя из них промахивается, и они бьются об камни у берега. Вроде бы в этом месте мы все должны были расстроиться, но всем настолько страшно, что не возникает ни малейшего желания заявить швыряльщику, что он неправ.

В общем, наша с напарником (хозяином «Сайги») лодка кое как загружена, мы толкаем ее от берега и прыгаем с размаху, опрокинув в реку еще парочку вещей из наваленной впопыхах кучи пожиток. Примерно та же картина в соседней лодке. В целом эвакуация с мошкариного берега не то, что походила на позорное бегство с поля боя, а именно им и являлась. И это было еще не все: тщетно мы надеялись, что выйдя на середину реки мы избавимся от мошки. Не тут-то было.

Эти твари набились между бортами резинок, превратив ее в емкость с этим самым «трепангом» из стекловаты. Сейчас я думаю, что можно было этот коктейль выгребать лопатой, но увы, тогда ее у нас с собой не было. Не сговариваясь, мы поделили роли: напарник сел на весла, спиной вниз по течению, а я голосом командовал, куда грести, чтобы грамотно зайти на пороги, одновременно отбивая его и себя от продолжающей без ума атаковать мошки.
 

И надо заметить, что набившаяся в лодку нечисть была еще не всей: над обеими лодками кружили лоскутья изначальной тучи, начхав на то, что это середина реки и над ней дует нормальный ветерок. Итак, одной рукой отбиваю себя и веслового от мошки, другой непрерывно достаю этих тварей из глаз и носа. И хотя должен смотреть на камни и буруны по курсу, ни хрена из этого не вижу, а просто ору почти наугад: левее, правее, левее, правее.

Соседнюю лодку тоже в упор не наблюдаю и не понимаю, что там с парнями… В общем, пороги мы, честно говоря, даже не заметили. Пытался потом припомнить, правильно ли мы прошли между самыми большими камнями, которыми пугают у нас всех, от пионеров до пенсионеров, но так и не смог. Не запечатлилось. Выскакиваем, значит, на чистую воду, но до финала еще далеко.

Мошка продолжаешь наступать по всем фронтам. У нас уже нет никаких сил, дышим с трудом, а звуки, издаваемые нами, больше похожи на предсмертный хрип. Замечаем вторую лодку, которая раскачивается на воде с таким же дерганым ритмом, что и наша: парни тоже отбиваются от летучих тварей. Мы с большим трудом подплываем друг к другу и сообща думаем, что делать. Думаем, впрочем, это громко сказано – скорее урывками пытаемся озвучить каждый свою идею спасения.

Вдруг один из парней на второй лодке кричит дурным голосом: смотрите, заимка! Действительно, видим на пригорке над берегом, к которому мы между делом подгребли, добротный деревенский дом, с виду заброшенный. Из последних сил причаливаем, бросаем лодки как попало на песке, даже не подумав их привязывать, и ломимся сквозь кусты, которыми порос берег, к этому дому. Построен он, надо сказать, грамотно: люди опытные, таежные делали.

По схеме он напоминал ракушку: дверь с улицы вела в сени, вторая дверь вела во вторые сени, из тех – в третьи, и только из третьих в собственно главную комнату с печкой. Получается, трое сеней были закручены в некую спираль вокруг центра дома. В общем, первая дверь отсекла основную массу мошки, преследовавшей нас до самого дома, вторая – почти всех, ну а третья и четвертая оградили нас от последних чудищ.

Опустившись в комнате на диван, лично я себя почувствовал, как будто вынырнул с глубины метров 40-50, где у меня уже заканчивался воздух: жадно хватал его ртом, пытаясь прийти в норму. У парней, судя по их внешнему виду, самочувствие было не лучше. Но все-таки мне было хуже всего: мои ноги, которые, напомню, в шортах, были залиты кровью по самое не балуйся, и все в рваных ранах, из которых просвечивало мясо. Через десять минут после спасения я почувствовал, что кожа натягивается, как на барабане.

Ноги и руки буквально полыхали огнем, а потом к ним присоединилась и голова. Показалось, что температура тела подскочила где-то ближе к 40. Мне плохело все больше и больше… Короче, я залез под одеяло, где меня колотило около трех часов, пока я был в полузабытьи. С трудом очнулся, когда на улице уже была глубокая ночь. Услышал голоса. Выхожу на улицу, а там сидят повеселевшие парни с компанией из трех местных рыбаков, которые приплыли где-то через час после нас. Естественно, выпивают.

На улице мошки нет, только комары. Отвечаю, в тот момент я был готов этих комаров расцеловать: после того ужаса, что мы испытали, они показались совершенно милыми и безобидными созданиями, которым так и хотелось протянуть руку в качестве дружеского угощения. Присоединяюсь к компании, которая балагурит о рыбалке, пьянках, бабах и моторах для лодок. Про мошку парни почему-то не вспоминают, но я просто так кошмара забыть не могу и завожу тему.

Один из рыбаков внезапно настораживается и спрашивает: а где вы этот рой подняли? Два дурня, которые ходили за кабаном, рассказывают (а до этого, как вы понимаете, возможности обсудить их вылазку у нас не было ни малейшей), что поднялись они довольно прилично в гору и увидели какую-то рыжую скалу, торчавшую посреди тайги, как «чертов палец».

Возле пальца тайга, говорят, как будто облысела: только несколько пожелтевших сосенок и редкая-редкая трава. Разве что вплотную к самой скале росли какие-то густые и жутко колючие кусты: попробовали продраться сквозь них выше в гору, но застряли на первых же сантиметрах. Попытались обойти – там обрывы со всех сторон. Постояли, подумали, что делать, и вдруг заметили в кустах какое-то движение. Толком разглядеть не удалось, ветер это шевелит кусты или какая-то животина, потому что от солнца к тому времени осталось одно название.

Темнело, короче. Опять подобрались к кустам поближе, рассказывает один из парней, опустились на коленки, просунули дробовик между ветками (у земли плотность была пореже) и стали высматривать. И тут, говорит он, прямо в полуметре от его лица под кустами открылись чьи-то желтые глаза и даже показался блеск зубов. Реакция была правильной, как у ковбоев дикого Запада: сначала стреляй, а потом уж разговаривай.

Короче, выстрелил он в эти глаза, и вот тут-то с обратной стороны кустов поднялся тот самый рой. И поднимался, божатся оба, как бесконечный смерч, из неиссякаемых запасов, формируясь прямо над ними в огромную тучу. Как завороженные, смотрели несколько секунд, пока мошка не оформилась в этакий черный кулак, а потом обрушилась на них. Тогда они и побежали в ужасе. Рыбак, попросивший истории, молча выслушал, не мигнув глазом, а потом говорит:

- Зря вы туда сунулись. Запретные там места, местные знают. Не поручусь, что вся эта история – правда, но бабка рассказывала. Вроде как в Гражданскую тут проходил со своими солдатами Капель. И к бабке (она тогда маленькая была девчонка), в деревню Казачка, приходил один офицеров Капеля, выспрашивал по дворам: есть ли серьезный знахарь в деревне?

Отправили его к деду-эвенку, который когда-то прибился к каторжникам, да с ними и осел на тех местах. Жил тот дед на отшибе, мало с кем общался, но все знали, что с ним лучше не враждовать. Умел лечить, умел и калечить. Однажды два охотника хвастались, что ограбили его силки и ничего – второй год живы-здоровы…

Так следующей весной оба и пропали, даже тел не нашли. Вот к этому деду офицера и отправили. Неизвестно, о чем они там с ним договорились, но деревня думала, что лечить самого Капеля – тот же ноги себе в этом походе обморозил. Зато потом, спустя месяца два после того, как они ушли, бабка слышала, что взрослые начали перешептываться про царское золото, которое вроде как везли в этом обозе. Слухи разные поползли: мол, шамана и звали для того, чтобы золото спрятать понадежнее: уж слишком много до него охотничков в те годы было.

Неудивительно, что вся деревня в это поверила, и на следующее лето народ потянулся по окрестностям, искать заколдованное место. Искали до тех пор, пока трое или четверо мужиков не пропали без вести, двое – утонули, а еще троих нашли под обрывом той самой горы, перед порогами, куда вы с дробовиком полезли. Короче, закончилось тем, что деревня взяла вилы, да и пошла к тому самому эвенку.

Этого бабка уже не видела, только рассказала, что родители, вернувшись притихшими, настрого приказали всем своим детям под страхом самой суровой порки держаться от той горы подальше. С той поры никто из всех окрестных деревень туда не совался, только время от времени дети на спор пытались подобраться к «пальцу» поближе. Я в том числе. Но каждому из спорщиков приходилось бежать уже через две-три минуты: то какой-то вой, то хохот, то глаза…

Я, например, увидел, как у сосны открылись глаза. И был уже не маленьким мальчиком, а таким основательным подростком, лет 15-ти. Охотился с отцом уже вовсю, на кладбище на спор ночевал, а там не выдержал – сбежал. Проспорил, кстати, воздушного змея: тогда они в цене были. Вот так-то, парни. Не знаю уж, кого или что вы там потревожили, но я так понимаю, что колдовство эвенка еще работает…

После этого рассказа разговор затих сам по себе, и остаток ночи мы тревожно озирались по сторонам, ожидая, что вот-вот с нами заговорят сосны и расскажут, как трудно нести в себе человеческое проклятие.